Нет на Кавказе более острой историографической проблемы, чем история Кавказской войны. Ее истолкования затрагивают местное население, интеллигенцию как ни один другой вопрос из прошлого. Можно безошибочно сказать: корни многих сегодняшних явлений в сфере межнациональных отношений на кавказском Юге России лежат в воспоминаниях о той войне. Поэтому интерпретации ее сущности имеют исключительную социальную значимость, должны быть честными и ответственными.
Рассмотренные выше псевдотеоретические пассажи группы краснодарских вузовских преподавателей нужны были им, чтобы отстаивать свою позицию в вопросе о Кавказской войне, а именно: извратить правду о ней, замаскировать страшную действительность той войны, обелить царскую военщину, в том числе сословное казачество, принесших неисчислимые страдания кавказским народам.

Итак, среди несчастий, обрушившихся на порабощенные народы Северного Кавказа, на первом месте стояла проблема земельная. Захват и правовое оформление здесь земель под казачьи и помещичьи владения совпали с отменой крепостного права в России. Проводившим эти меры царским администраторам нельзя отказать в дальновидности: они понимали (или случайно угадали?), что находящиеся сравнительно недалеко от районов массового компактного проживания русского крестьянства, прекрасные по качеству степные земли имеют немалую ценность, обеспечат надежные доходы владельцам, так как очень скоро станут местом притяжения большого количества переселившихся или приходящих наемных работников.

К сожалению, никто не исследовал бюджеты горцев, как это сделал по отношению к ряду сибирских народов А. А. Ярилов. (Интересно отметить, что Ярилов сопоставлял собственные наблюдения со статьей Ф. А. Щербины «Влияние урожаев и хлебный рынок»3, что лишний раз свидетельствует о значении его статистических работ). У нас нет данных о том, что представляли собой адыги второй половины XIX - начала XX века, как они жили, оказавшись в границах империи. Ни Ф. А. Щербину, ни Л. В. Македонова или кого-либо другого эта проблема не заинтересовала. Имеются только отдельные сведения о положении кубанских горцев. Откроем «Известия общества любителей изучения Кубанской области», выпуск 5-й, в котором помещена большая статья «Карачаевцы». Ее автор Н. С. Иваненков сообщает, что карачаевцы (как и адыги) получили землю «по прокламации графа Евдокимова» в 1865 году. «Мест, удобных для распашки, было очень мало, поэтому дробление земли достигло ныне крайних пределов. Так, например, есть владения, равные 20 квадратным саженям посеву х и н-меры ячменя...»1. Десятина - это 2400 квадратных саженей. 20 саженей составляют '/120 десятины.

В реформируемой многонациональной России с внедрением принципиальных изменений в экономической и социальной жизни - снятием жесткого госнадзора за функционированием общества, узаконением частной собственности, права и возможностей рыночных отношений - не могли по-новому не проявиться националистические начала и претензии. Они вырвались из тисков казенной формулы пролетарского интернационализма и советского патриотизма как поиск достойного признания статуса каждого этноса в межнациональной иерархии, понимания перспектив развития в новых условиях. Националистические настроения охватили все без исключения народы огромной страны, демонстрируя первозданную прочность национальных связей и единства.

Колониальный грабеж всегда и везде начинался одинаково, с последовательной закономерностью. Испанцы грабили золото инков и ацтеков. Русские первооткрыватели Сибири сразу стали отнимать у коренного населения «мягкую рухлядь». Посланец Ермака к Ивану Грозному -казак Иван Кольцо привез царю прекрасные меха, явно не добытые им самим или его товарищами на охоте. А что же можно было взять у туземцев Кавказа? Их главным богатством была земля. Занимаемые ими территории имели стратегическое значение в тогдашних политических расчетах империи. Они представляли немалую ценность так же, как фактор экономической колонизации обширного района. И царский режим остался верным в своей поработительской сущности: на Северном Кавказе он создал для инородцев не только ничуть не лучшие условия, чем те, которые были у инородцев Сибири, а обрек покоренное силой оружия местное нерусское население на тяготы, неизмеримо большие, чем испытывали их товарищи по несчастью за Уральским хребтом.

Теперь о моей книге «Кубанское казачество» и некоторых поднимаемых в ней проблемах. Не приводя ее названия, Ратушняк упрекает меня только в том, что он «считает, что казаки были активными проводниками реакционной царской политики на Северном Кавказе», что на рядовых казаков «якобы сильно действовал монархический яд. Казачьи же офицеры пили эту сивуху с упоением». И это все, чем запомнилась моя монография оппоненту. Любое серьезное исследование достойно большего внимания.

Против очевидных фактов жалким лепетом выглядят адвокатские рассуждения оппонентов. Они вопрошают: почему выселение не было применено царизмом «по отношению к народам Дагестана и Чечни, которые оказали более организованное и более мощное сопротивление русским войскам, нежели другие народы Кавказа? Очевидно, что основные причины выселения адыгов нельзя сводить... только к политике царского правительства». Как тонко закручено! С уверенностью скажем: массовых выселений «других» не было явно не из соображений гуманизма к побежденным. Поставим другой вопрос: а почему не выселялись мусульманские народы Закавказья? Например, с территории современного Азербайджана. Если бы там в XIX веке оставили одну двадцатую часть коренных жителей, как это сделали с адыгами, мы не имели бы сегодня азербайджанской нации. Ей не из кого было бы развиваться. Ответ на глубокомысленный ратушкяковский вопрос долгих поисков не требует. Земли, выходящие к Каспию или находящиеся во внутренних районах Кавказа, столь большого интереса для царизма, как земли адыгов, включавшие практически все юго-восточное побережье Черного моря, не представляли.

Перед нами книга Арсения Арсеньевича Ярилова, в 1918-1920 годах профессора Кубанского политехнического института, «Мелецкие инородцы» (Юрьев, 1899). Она посвящена детальному изучению положения чулымских татар - жителей одного из довольно обширных районов Сибири. Автор свидетельствует: «Чулымские инородцы были обложены ясаком еще за несколько лет до постройки Томска (в 1604 году) сургутскими и кетскими казаками...» Кетский воевода «разослал служилых людей в Чулым, в Мелесы и в Киргисы, а велел заклады и государев ясак имать...»1. С XVIII века существовали ясачные книги. « Ежегодно, согласно окладу, с Мелецкой волости должно было взиматься «поминку» (государева) - бобр чернокарь да 10 соболей» и ясаку «четыре сорока 20 соболей» - то есть ясаку по 10 соболей с каждой платежной (от 18 до 50 лет) души. Мелец-кая-Туталова волость уплачивала поминочных 15 соболей и ясаку 98 соболей». «...Согласно Высочайше утвержденного в 3-й день марта 1836 года Всеподданнейшего доклада г. г. Министров Императорского двора и финансов... вменены... в непременную обязанность звериными шкурами» поставлять дань. В1865 году инородцы просили освободить их от непосильного бремени налога, «потому что находимся в самом бедственном состоянии»2. Кроме этого, отбывались установленные властями повинности для волостных и сельских нужд: на исправление дорог, мостов, гатей, установку вех, обывательскую гоньбу, поимку беглых, дезертиров и арестантов, караульных при церкви и при управе, рассыльных и десятников, поправку общественных домов, ледников, заготовку дров для отапливания церкви и управы. «Это в общей сложности почти 90 000 рабочих дней... так что на долю каждого выпадало чуть не 300 рабочих дней...»3.

К чему вел такой расклад колониального бремени, Ярилов показал в другой, названной им весьма красноречиво книге: «В защиту науки и приговоренных к смерти» (Юрьев, 1900). Местное нерусское население вымирало. И сегодня невозможно без возмущения читать: «...Кочующие по реке Абакану инородцы быстро беднеют, причем прироста населения почти нет... Эти несчастные люди, обладатели по праву (?) земли, на которой они живут, приходят к настоящему жалкому положению и неминуемому исчезновению с лица земли благодаря, с одной стороны, крайнему своему неразвитию, а с другой - неудержимому стремлению местного русского населения снять со своего ближнего все до шкуры включительно». В «Сибирской газете» (1881, № 29) спокойно констатировалось: «...Мы знали это давно, видели собственными глазами и убедились, что в какой-нибудь 20-летний промежуток инородческое население Минус, окр...вымирает с такой быстротою, при которой еще через 20 лет... не будет в долинах реки Абакан ни одного туземца». Тогдашние защитники колониальных порядков, конечно же, нашли научный тезис для объяснения происходившего. Местным народам, инородцам, предрекалось: «будущее неутешительно. Или им суждено еще многие века костнеть во мраке невежества, суеверий и предрассудков, или, войдя в общение с более сильным, просвещенным народом, предрешено им, по великой теории Дарвина, погибнуть в общем водовороте жизни» (подчеркнуто А. А. Яриловым)1.

Эти же доводы енисейского официоза позже, в 1898 году, в статье «Минусинские и ачинские инородцы (материалы для изучения)» А. А. Кузнецовой и П. Е. Кулакова были опубликованы в Красноярске. Вот их аргументы: «Вопрос о печальной участи инородцев как более слабого и менее культурного племени предопределен биологическими законами... Непреодолимый закон борьбы за существование никогда... не переставал оказывать своего влияния: менее (чем минус, и ачинск. инородцы) приспособленные и поставленные в худшие условия тюркские племена, как арины, котты и джесары, и менее приспособленные отдельные личности гибли в этой борьбе и угасали»2. Критикуемым авторам не могла прийти в голову мысль о том, что на рубеже XX века в человеческом обществе бесчеловечность понимания биологических законов должна была исправляться гуманными социальными законами.

Начинавший тогда молодой исследователь Арсений Ярилов с искренним, понятным возмущением писал и о положении инородцев, о позициях ученых, оправдывавших имперскую политику. Он изобличал выкладки енисейского губернского статистического комитета, изложенные в публикациях А. А. Кузнецовой и П. Е. Кулакова о «минусинских и ачинских инородцах», в которых местные народы приговаривались к смерти. А. А. Ярилов заканчивал свое выступление страстной филиппикой:

«Будем надеяться, что ... смертная казнь через «угасание» , к которой приговорены г. Кулаковым «скотоводы», будет отменена «истинными» биологическими и иными законами. (Об «иных» законах — законах надвигающейся революции более определенно Ярилов тогда говорить не мог. - И. К.).

Гораздо более, чем грядущая судьба «неприспособив-шихся» инородцев, способно возбуждать тревогу настоящее состояние русской науки. Работы, подобные только что разобранной нами, служат наилучшим показателем того, как низко стоит у нас дело научного исследования и как легко попасть в ряды ученых всякому, ознакомившемуся хотя бы лишь «с краткими начатками», да и то нетвердо -с «первыми 4 правилами арифметики...». «Спрос на ученость, хотя бы минимальную, растет все более и более, возбуждая в глазах «добровольцев» желания и аппетиты, ничего общего с идеальным служением истине не имеющие... Чуть не каждый день приносит нам имена все новых и новых «ученых на час», с восходом следующего утра исчезающие уже гораздо скромно и незаметно, чем появились... А между тем до сих пор не изобретено еще легкого способа различения истинной научности от «призрака» ее или даже искусственной фальсификации, и потому всякому исследователю при своей работе поневоле приходится с большими трудностями и опасностями, с совершенно непроизводительной затратой времени и труда пробираться дремучею чащей празднословия, невежества и неправды, накопленных стараниями добровольцев уже в таких количествах, что пора бы серьезно подумать о применении санитарных мер против дальнейшего «удобрения» русской научной литературы. Пора вспомнить, что у науки тоже есть своя честь, которая тоже нуждается в защите...»1.

Какое верное наблюдение! Как будто бы написано не сто с лишним лет назад, а адресовано отдельным современным кубанским ученым. У нас давно и бесперебойно действует принцип: главное - заполучить ученую степень. А потом до пенсии можно с высоты вузовской кафедры изрекать премудрости, совершенно не заботясь о качестве преподносимого.


И.Я. Куценко
"Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным"

Вопреки заверению Ратушняка от возрожденческих казачьих начал, увы, не пахнуло освежающим и вдохнов-ляющим ветром. Как раз наоборот, от многих их лозунгов веет царистско-белогвардейской затхлостью, призывами двигаться вспять: щеголять чипами царского времени, предлагать переименовать Краснодар в Екатеринодар, вернуть неизвестные уже целым поколениям названия отделов, да и само употребление термина «отдел» поднять на щит, реабилитировать битых белых генералов. Что это, как не нагнетание оправдывающей политизации архаичных сословных образов? Наши сограждане вправе знать, во имя чего ведется облагораживание призраков темных сил прошлого. Едва ли кто возьмется утверждать, что названные действия предпринимаются исключительно для отслеживания субэтнических сторон жизни казачества.

Видимо, о возрождении следует говорить, лишь имея в виду свободолюбивые традиции старинной романтической казачьей вольницы в приложении к современному демократизму. Нынешнее казачье движение также не может не сохранять в себе великие завоевания советской эпохи: всеобщность, не только казаками и помещиками владения и пользования землей, недопустимость ее перехода в частные руки; признание гражданского равенства независимо от социального положения, национальности или вероисповедания, ориентацию на защиту интересов трудящихся. Столь же неизбежно возрождение казачества показало ощутимость устоявшей против советского идейного и культурного натиска, сохранившейся цепкой обывательской отсталости у части нашего общества, кото-рой импонирует духовное наследие исторического реликта сословности, радикально-националистические настроения, что не может не вызывать озабоченности. Возрождение казачества изменится со снятием его политизации. Тогда казачьи организации станут только своеобразным носителем и хранителем старинных, оригинальных, умных и добрых этнических черт, народного творчества. Лидерам и идеологам современных казачьих объединений, да и всем казакам всегда следует держать в уме, что даже в Указе Б. Н. Ельцина «О мерах по реализации Закона Российской Федерации «О реабилитации репрессированных народов» в отношении казачества» от 15 июня 1992 года, поддержавшего самобытность казачьих традиций, сказано: «.. .не допуская вместе с тем возврата к каким-либо сословным привилегиям...». В последовавшем спустя месяц Постановлении Верховного Совета России «О реабилитации казачества» также отмечалось, что признание казачьего движения «не означает наделения казачества какими-либо привилегиями, которые могут истолковаться как сословные». То есть уже первые акты нынешней демократической власти, во-первых, в отличие от Ратушня-ка подтвердили, что дореволюционное казачество было не просто и не только субэтносом, но объединенным в привилегированное, то есть поставленное над ратушняковским суперэтносом сословием. Во-вторых, в отношении царской войсковой казачьей сословной организации наше нынешнее демократическое государство полностью солидаризировалось с историческим вердиктом Великой Октябрьской социалистической революции, навсегда упразднившей казачью сословность.

Документ опубликован в книге «Сборник сведений о георгиевских кавалерах и боевых знаках отличий Кавказских войск. Составлен по архивным документам A. J1. Гизет-ти. Под ред. генерал-майора Потто». (Тифлис, 1901). Он очень красноречив. По статуту ордена Святого Георгия, учрежденного в 1769 году, его получал тот, кто «лично предводительствуя войском, одержит над неприятелем, в значительных силах состоящим, полную победу, последствием которой будет совершенное его уничтожение». Евдокимов с противником, имевшим значительные силы, не сталкивался. В нарушение положения об ордене он награждался не за руководство войсками в бою, на войне, а за предложенный план расправы с адыгскими племенами и его осуществление. Для нас небезынтересно, что император не упомянул ни словом о «геополитических» расчетах, но недвусмысленно выразил надежду, что вновь обретенный богатый край возместит «с избытком» понесенные империей затраты, то есть станет источником материального обогащения. Вот так «бескорыстие» самодержавной власти, которое энергично отстаивают Ратушняк и др.

И, пожалуй, самое интересное. Официальное обращение императора лишний раз четко указывает на главного палача адыгов. Им был сам царь Александр II. От него исходили прямые указания его подручным об «очищении» Кавказа «от враждебного Нам (то есть ему, императору) туземного населения». Яснее не скажешь. В июне 2005 года в Москве восстановлен памятник Александру II. Теперь обвинить его в организации геноцида адыгов будет вообще едва ли возможным.

Помимо отмеченной в наших библиотеках, сохранились другие раритетные книги: «Отчет по Главному управлению наместника Кавказского за первое десятилетие управления Кавказским и Закавказским краем его императорского высочества великого князя Михаила Николаевича. 6 декабря 1862 г. - 6 декабря 1872 г.» Тифлис, 1873; Потто В. «Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях». СПб., 1887. Т. 1.; Гизетти A. JI. «Хроника Кавказских войск». В 2 частях. Тифлис, 1896; Чернявский. «Кавказ в течение 25-летнего царствования государя импе-ратора Александра П. 1855-1880. Исторический очерк». СПб., 1898; Гизетти А. Л. «Сборник сведений о потерях Кавказских войск во время войн Кавказско-горской, персидских, турецких и в Закаспийском крае. 1801-1885 гг.» Тифлис, 1901; Билев Г. К. «Хроника Кавказских войск. Первое продолжение. 1895-1908». Тифлис, 1908; «Всеподданнейший отчет за 8 лет управления Кавказом генерал-адъютанта Воронцова-Дашкова». СПб., 1913; Любимов С. В. «Дворянские роды, внесенные в родословную книгу Кавказской области (1804-1825)». М., 1913, и др.

Эти и подобные издания, по словам Ратушняка и других, «более свободны в выражениях своих суждений», обычно изображали события так: «Словом, в течение последних четырех лет Кавказской войны было водворено 14 396 семейств в111 станицах (Закубанья. - И. К.). Русское племя, заняв все ущелья по северной стороне Главного хребта, спокойно возделывало землю, и русская песня заменила звуки неприятельских выстрелов...»1. О слезах и крови адыгов, обильно оросивших покинутые ими земли отцов, дореволюционные авторы не писали. Их такая «мелочь» не трогала. Ведь они были завоевателями-победителями...

В «Хаджи-Мурате» Л. Н. Толстой рассказал о трагедии чеченского аула. Но туда русские совершили всего лишь набег. Адыгам же приходилось значительно хуже. В самом деле, куда должны были идти оставшиеся в живых женщины и дети, старики после истребления в 1860 году их селения, чем кормить детей, где ночевать? Тогда до выселения оставалось еще два года. Страшно представить себе, какой ужас пережили обреченные люди...

В 1999 году президент Международной Черкесской Ассоциации Борис Акбашев с горечью подчеркивал: «Если о войне имама Шамиля говорили в разное время и по-разному, но говорили, писали, дискутировали, издавали статьи и книги, то о войне, которую вел царизм на Северо-Запад-ном Кавказе, войне, в результате которой от 3 миллионного черкесского народа осталась едва двадцатая часть, просто молчали. ...Трагические последствия войны против черкесов (адыгов и абазин), жителей Центрального и Северо-Запад-ного Кавказа, не стали достоянием общественного сознания россиян... В школьных и вузовских учебниках жестокая, бесчеловечная война с населением Центрального и Западного Кавказа преподносится как справедливое и героическое деяние царской армии... Война ...нанесла по абазо-адыгскому этносу удар колоссальной силы. Огромные людские потери и массовые депортации поставили один из самых многочисленных народов Кавказа на грань исчезновения».

И.Я. Куценко
"Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным"

В те самые дни, когда гремели залпы русских орудий и лилась кровь на Кавказе, Англия расправлялась с индийским восстанием 1857-1859 годов, наводила вооруженной силой порядок в других своих владениях; Франция вела многолетнюю борьбу с восстанием Аль-Кадира в Северной Африке; в Соединенных Штатах добивались остатки свободных индейских племен. С этими колонизаторскими усилиями достойно перекликались деяния войск российского сюзерена: фактический геноцид адыгов на Северо-Западном Кавказе, штурм Чикмента 22 сентября 1864 года, штурм Ташкента в мае 1865 года, жестокое подавление Кокандского восстания 1873-1876 годов, резня, устроенная отрядом белого генерала М. Д. Скобелева в Геок-Тепе 12 января 1881 года, которую до сего дня вспоминают в Туркмении как скорбную траурную дату.

В программе подчеркнуто, что ее задача - «активное противодействие фактам искажения и фальсификации истории Отечества»; «Программа включает мероприятия по усилению противодействия искажению и фальсификации истории Отечества» (С. 11). Однако этот государственный акт - образец грубейшего искажения истины, ориентирующий на убогую фальсификацию прошлого нашей Родины.

Что же может быть научного в этой программе, если при подходе к изучению Великой Отечественной войны она выхолащивает самое существенное. Ту войну вела не Россия, а СССР - детище Великого Октября, его единый советский народ, сплотившийся не на религиозной подоплеке, а на принципах победившего социализма. Вдохновителем, организатором и руководителем всенародной борьбы против немецко-фашистских оккупантов была до того невиданная на планете могучая политическая сила - Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков - ВКП(б), авторитет которой был абсолютен и непререкаем. Ее лидер И. В. Сталин являлся Верховным Главнокомандующим. В СССР было немало патриотических движений, в том числе в среде представителей православной церкви. Но их вклад в Победу несоизмерим с историческим подвигом коммунистов, которые, конечно же, опирались на широкую патриотическую поддержку. Без объединенных, целенаправленных коллективных усилий и личного примера служения Родине сталинской партии Победа была немыслима. В основе пламенной идеологии сражавшихся коммунистов и комсомольцев лежали идеи Ле-иина-Сталина. Они тогда представляли высшую духовную нравственность, были главной ценностью и аргументом поведения в тот страшный для каждого человека миг, когда он сознательно шел на риск, на смерть. Подтверждением гуманистической сущности идеологии ВКП(б) и Советской власти стала возможность сближения СССР с США, Великобританией, создание антигитлеровской коалиции.

Коммунистическая партия выступила высшим, последовательным выразителем чаяний нашего народа. С 1 июля 1941-го по 1 июля 1945 года кандидатами в члены ВКП(б) стали около 5,1 млн человек, членами - 3,3 млн человек. На полях сражений пало около 2 млн коммунистов, свыше половины всего состава партии летом 1941 года. Почти три четверти Героев Советского Союза были коммунистами Подобного подвига в истории человечества не совершила ни одна другая политическая сила.

Справедливо ли, научно ли, что в период подготовки к празднованию 60-летия Победы и при проведении юбилейных торжеств о ВКП(б) не было сказано ни слова, в том числе в речах В. В. Путина? Хотя на параде по Красной площади мимо гостей войска пронесли победные боевые красные знамена с изображениями серпа и молота, с портретами В. И. Ленина, с надписями «За нашу Советскую Родину!» Что же пенять на зарубежных извратителей истории, когда в стране явлен более масштабный пример возмутительного фальсификаторства? Но христолюбивым чиновникам украсть Победу у коммунистов не удастся. Истина, несомненно, восторжествует. Она нисколько не противоречит тому, что в послевоенные годы руководство КПСС променяло свои революционные заверения на номенклатурные привилегии, исчерпало кредит доверия людей, завело страну в непролазное болото застоя.

Сегодня важнейшей является задача формирования идеологии гражданского общества в России. Решение ее невозможно без пересмотра историографии. Следует продолжить исторические поиски, решительно отвергая словесную эквилибристику несостоятельных интерпретаций.

Великодержавные, шовинистические схемы, заквашенные на извлекаемом из небытия монархическом и белогвардейском старье, объединяющим началом для народа быть не могут. Новое время властно требует правды. Ныне в числе других стоит задача продолжения изучения прошлого казачества, его состояния и роли в разные эпохи в судьбах России. Одним из плодотворных направлений является военная история казаков.

Общеизвестно, что казаки издавна были носителями высокого патриотизма. В лихие годины они обязательно оказывались в авангарде защитников Родины, были одними из наиболее подготовленных профессионально, мужественными, стойкими, инициативными воинами, в совершенстве владевшими приемами вооруженной борьбы, присущими только им. Казаками восхищались, любовались и гордились. О них с уважением писали А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, Л. Н. Толстой и другие. Но до сего дня нет исследований, в которых бы было прослежено развитие тактической техники казаков и казачьих частей на основе трудов военных специалистов XIX - начала XX века, уставов и наставлений, обобщающих непосредственную военную практику, регламентировавших поведение на поле боя, определявших направления обучения в мирное время. Изучение указанной стороны казачьей службы позволяет по-своему дополнить представления о сословно-кор-поративной сущности предреволюционного казачества, его синтезирующем значении в осмыслении и использовании национального боевого опыта.

Цель предлагаемой работы - внести посильный вклад в освещение этой немаловажной для исторической науки проблемы.

Черкесы (адыги) - один из наи­более древних народов мира. Их история столь продолжительна, что, за исключением Китая, Египта и Персии, история любой другой страны не более чем рассказ о вчерашнем дне. У черкесов поразительная особенность: они никогда не жили в подчинении внешнему господству. Адыги терпели поражение, их вытесняли в горы, подавляли превосходящей силой. Но никогда, даже на короткий срок, дольше, чем жизнь одного поколения, не подчинялись никому, кроме собственных законов. И сейчас они живут под властью своих вождей, по собственным обычаям.

Творцы подобных теорий, будто сговорившись, отворачиваются от сословного этапа казачьей истории. Почему? Тут причинность носит разные оттенки. Но, несомненно, главным соображением теоретиков является стремление скрыть, спрятать отталкивающий царской антинародностью характер войсковой сословности, в государственных тисках которой длительное время находились все казаки. Сословная организованность была не только в военной сфере, по, что особенно важно, в сфере хозяйственной. Являясь собственником крупных земельных площадей, располагая рядом исключительных, оговоренных царским законодательством привилегий, войско представляло собой частный, но заметный механизм вселенской угнетательской машины империи. Причем хозяйский натиск «казаков» на рынке труда, действовавших сплоченно, на основе сословной круговой поруки против арендаторов, батраков, по интенсивности не только не уступал соответствующим усилиям помещиков, а, вероятнее всего, превосходил их. Первым это заметил В. И. Ленин, который в своем труде «Развитие капитализма в России», анализируя формы эксплуатации сельского пролетариата, при характеристике кубанских мелких работодателей-общинников слово «казаки» взял в кавычки. И правильно сделал: «казачьего» («субэтнического»?) в тех действиях ничего было.

Эта сторона функционирования войска мной рассмотрена, но и ее не удостоил вниманием Ратушняк. Не счел нужным оставить по этому вопросу свои суждения Щербина. Между тем без учета особенностей классово-сословного угнетения трудящихся на Кубани немыслимо представить остроту антагонизмов в станице, вразумительно объяснить особую жесткость гражданской войны в этом районе страны, причинность «расказачивания» Советская власть преследовала казачество не из патологической ненависти к его этническому своеобразию, а ликвидируя воспоминания о сословных привилегиях. Мы вовсе не хотим оправдывать самоуправство, грубость, оскорбления в адрес казачьих традиций со стороны красных властей, которые имели место, но стремимся разобраться, почему все это было на нашей малой родине.

В указанной связи не лишне подробнее остановиться на страничке прошлого, которую из казачьей истории никак не выбросить, - службе части казаков гитлеровским захватчикам.

«Появлению в составе вермахта казачьих частей в наибольшей мере способствовала репутация казаков как непримиримых борцов против большевизма, завоеванная ими в годы гражданской войны»1. Первые гитлеровские казачьи части появились ранней осенью 1941 года. К апрелю 1943-го в вермахте насчитывалось около 20 казачьих полков численностью от 400 до 1000 человек каждый и большое количество мелких частей, насчитывающих в общей сложности до 25 тысяч солдат и офицеров.

В апреле 1943 года немецкое руководство отдало приказ об организации 1-й Казачьей кавалерийской дивизии, в которую наряду с другими входили два Кубанских казачьих полка и Кубанский конно-артиллерийский дивизион. Вскоре численность дивизии перевалила за 18,5 тысяч человек. Все командные должности в ней, штабы, специальные подразделения были укомплектованы немецкими кадрами. Немецкими офицерами являлись все командиры полков, кроме бывшего майора Красной Армии И. Н. Кононова, перешедшего к гитлеровцам, пользовавшегося у них доверием. Он командовал 5-м Донским полком.

Фашистские казачьи части выполняли самую грязную работу карателей. Они действовали против советских войск на Северном Кавказе, против партизан на Украине и в Белоруссии. Осенью 1943 года дивизия перебрасывается для борьбы с народно-освободительной армией Югославии: «Благодаря своей большой подвижности и маневренности казачьи части оказались лучше приспособленными к горным условиям Балкан и действовали более эффективно, чем неповоротливые ландверные дивизии немцев, несшие здесь охранную службу. В течение лета 1944 года части дивизии предприняли не менее пяти самостоятельных операций в горных районах Хорватии и Боснии, в ходе которых уничтожили много партизанских опорных пунктов и перехватили в свои руки инициативу наступательных действий. Среди местного населения казаки снискали себе дурную славу. В соответствии с приказами командования о самообеспечении они прибегали к реквизиции лошадей, продовольствия и фуража у крестьян, что часто выливалось в массовые грабежи и насилия. Деревни, население которых подозревалось в пособничестве партизанам, казаки сравнивали с землей огнем и мечом»1.

Старания гитлеровских казаков не остались незамеченными. 1 февраля 1944 года признательность своей 1-й Казачьей кавалерийской дивизии выразил лично бесноватый фюрер 2. Тот же журнал в № 36-м от 15 октября 1944 года поведал об активном участии казаков-карателей в подавлении Варшавского восстания, при котором погибло более 200 тысяч повстанцев и мирных жителей, была полностью разрушена столица Польши. Журнал оставил также информацию о том, что в Германии имелся Кубанский казачий хор, репертуар которого, конечно же, включал песню «Ты, Кубань, ты наша родина», бывшую официальным гимном белогвардейского Кубанского краевого правительства, гимном казаков-белоэмигрантов, ставшую гимном нынешнего руководства Краснодарского края.

В глазах немцев заслуги карателей были настолько весомы, что летом 1944 года, после совещания у Гиммлера, Казачья кавалерийская дивизия была развернута в 15-й Казачий кавалерийский корпус СС, в котором насчитывалось около 35 тысяч человек. Командовал им ставший группен-фюрером - генерал-лейтенантом войск СС Г. фон Панвиц. Корпус преумножил «подвиги» карателей. В марте 1945 года его казаки участвовали в последней крупной наступательной операции немцев в ходе Второй мировой войны, когда на южном фасе Балатонского выступа казаки успешно действовали против болгарских частей1.

При изучении причин перехода на сторону гитлеровцев казаков нельзя не видеть, что он был связан не только с соображениями идейного неприятия Советской власти: «К сентябрю 1942 года в Краснодаре началось формирование 7-й добровольческой казачьей дивизии, которая вскоре в районе Майкопа приняла участие в боях против Красной Армии. Ее название «добровольческая» весьма условно, ибо значительная часть казаков вступила в нее, польстившись на различные льготы. Их семьям выдавалось вознаграждение в 500 рублей, некоторым из них предоставлялись дополнительные земельные наделы в один га на человека и по две лошади на хозяйство. Налоги им уменьшались в два раза»2.

Как известно, и сегодня возродительство развивается не только как популяризация казачьего фольклора. Его инициаторы интенсивно занимаются хозяйственной деятельностью через казачий банк, казачьи магазины и др. Так, может быть, в этой мелочи частного интереса и лежит ключик к разгадыванию всей тайны выделения казачков из массы местного населения? Червь личной выгоды всегда присутствовал в поведении царского казачества, начиная с высадки Черноморского войска на «жалованные» ему земли.

Подчеркнем: в Советском Союзе казаков-гитлеровцев общественное мнение считало врагами худшими, чем были гитлеровцы-немцы: они справедливо считались изменниками, так как предали Отечество иноземному завоевателю. Об отношении к ним можно судить по боевому донесению командира 134-го танкового полка, входившего в состав 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса: «Комкору т. Кириченко. 11.00. 20.1.43. Доношу. Поставленную мне задачу к исходу 19.1.43 выйти (в) Безопасное 134-й ТП выполнил. В Безопасном напал на сонных, пьяных немцев и белоказаков... Захватил 4 офицера, много немцев, а больше всего белых казаков. Всех направляю (в) корпус. Убил человек 150 казаков, до 90 немцев - сопротивлялись...»1.

Казаки-гитлеровцы оказывали сопротивление советским войскам, что называется, до последнего, упорно, так как понимали, что пощады им не будет. За то, что они сотворили под фашистскими знаменами, за убитых и замученных ими советских солдат, партизан, антифашистов, за обильно пролитую невинную кровь возмездие было неотвратимо. Сейчас во многих изданиях с нотками сожаления упоминается о том, что, оказавшись после капитуляции Германии в зоне, занятой английскими войсками, десятки тысяч казаков, калмыков и кавказцев, верно служивших немцам, были насильственно выданы советским властям и их «ждали все ужасы сталинских лагерей и спецпоселений»2.

А как следовало поступать с гитлеровскими прислужниками? Оставить их на живописных берегах Дравы, на тирольских курортах Альп или направить «после трудов праведных» загорать на пляжах Адриатики? Те ужасы, что принесли они людям, сражавшимся с нацистами, были намного страшнее сталинских. Международным военным трибуналом в Нюрнберге войска СС любого рода были отнесены к организациям, преступный характер которых не может быть оспорен. В Краснодарском крае сегодня проживают бывшие военнослужащие гитлеровских казачьих частей, отбывшие определенные советским судом сроки наказания.

Нельзя согласиться с Ратушняком, что нынешние казаки - это «уникальный субэтнический генофонд». Генофонд - совокупность генов, которые имеются у особей данной популяции. Что же выходит: запишись в казаки, и у тебя появляются новые гены, ты становишься уникальным? А окружающие иногородние, которые не хотят считать себя казаками, не уникальны, то есть в социальной иерархии стоят ниже? Оснований для таких противопоставлений мы не видим. На наш взгляд, употребление термина «уникальный » по отношению к любому этносу едва ли правомерно, так как в современном контексте оно может раздражать сограждан. Например, с возражениями могут выступить адыги, которые вправе заявить, что они более уникальны, чем казаки. Казаки живут на Кубани с конца XVIII века, а адыги — испокон веков, тысячелетия. Они показали огромную жизнестойкость, После массового истребления, выселений их потери многократно превосходили те, что понесли казаки после революции. Но, невзирая ни на что, они смогли развить свой генофонд, сохранить родной язык, быт, культуру, подняться до высот современной цивилизованной нации. То же могут утверждать и другие народы.

Такие предположительные споры, конечно, нежелательны, проку от них быть не может. Поэтому следует исходить из того, что все без исключения этнические группы, как и все нации, равны между собой.

Ратушняку следовало бы вспомнить, что кубанское казачество изначально не было этнически единым. Оно сложилось из черноморских, то есть украинских, и линейных, то есть русских, казаков и небольшого числа представителей других национальностей. Всероссийская перепись 1897 года зарегистрировала среди населения Кубанской области 47,36% малороссов, 42,65% великороссов, 0,65% белорусов. И казаков, и иногородних вместе. К чести составителей первой в России переписи, они не выделили в отдельный субэтнос казаков, подчеркнув этим, что казаков от остального народа отделяют совсем не этнические характеристики. Таким образом, толкование казаков как «уникального субэтнического генофонда» является новейшей выдумкой Ратушняка и таких же, как он, «возроди-телей». Любопытно, что этот социальный модерн не стали оспари-вать потомки казачьей белой эмиграции. Они приняли его. По-видимому, им тоже претит возвращение к безнадежно скомпрометированной царской сословности.

Широко известно, что разные части Кубанского войска даже изъяснялись по-разному: потомки черноморцев «балакали», линейцев говорили по-русски, что отражается в станичных говорах поныне. То есть представлять казачество единым поднародом абсурдно. Но что же тогда объединяет казаков в самопризнаваемую обособленную группу? Ответ очевиден: сохраняющееся воспоминание о некогда существовавшем сословном положении, выгодно выделявшем из общей массы населения. В первую очередь призрак сословных определений и связей, а не некая этнич-ность напоминают о себе и сегодня. Очевидно, одномерного понимания казачества в разные эпохи быть не может. Его сущность изменялась вместе с изменением хода исторического процесса.

Постсословное кубанское казачество являлось сложившейся из разных этнических элементов, в основном украинского и русского народов, а также представителей других народов группой местного, главным образом станичного населения, осознающей себя известным единством на основе исторической памяти о пребывании в казачьем войсковом сословии части своих старших поколений, сохраняющей в региональном общественном сознании наследие традиций старинного быта, фольклора, амбициозных представлений о воинской казачьей стати. Этническим же обликом новые казаки, как и дореволюционные, от окружающих неказаков, иногородних не отличаются ничем. Воспоминания о принадлежности к казачеству части населения ослаблялись, забывались или усиливались в зависимости от условий государственного и общественного развития, являясь таким образом пережиточным продуктом социальной психологии.

В современном возродительском движении, к сожалению, повторяется давно известный прием: использование надуманной этнической частности как аргумента в региональных политизированных притязаниях. В таком понимании казачьего своеобразия были различия. В годы гражданской войны они были положены в основу белогвардейской государственной казачьей самостийности. В период эмиграции в программных лозунгах создания страны Казакии укрывались ностальгические воспоминания об утраченных сословных преимуществах. В наши дни, в 1998 году, звучал, например, призыв атамана Кавказского отдела генерал-майора Ю. Н. Антонова: «Мы должны стать самостоятельной политической силой. Наш лозунг: «Казакам на казачьих землях казачья власть через атаманское правление в станицах и хуторах!» Но властные претензии, к счастью, развития не получили. Однако время от времени мы слышим о попытках внедрить казачье воспитание в школах, готовить через казачьи организации часть молодежи к службе в армии и др.

Самым убедительным, объективным доказательством пережиточного характера казачьих воспоминаний является то, что основная масса жителей края в новые казаки не подалась. Это результат всеобщности признания общественным сознанием необходимости уничтожения сословности вообще и казачьей в частности. С давних советских времен граждане России трудятся в общих для всех сферах, платят одинаковые налоги, на общих основаниях призываются на воинскую службу, имеют равный голос на выборах. Большинство населения своим отношением к казачьему возрождению справедливо считает, что современные проблемы нужно решать не в рамках условного социального антиквариата, а всем вместе, используя конституционные общегражданские структуры.


И.Я. Куценко
"Еще раз о казаках - Историческое знание должно быть грамотным и ответственным"

В 1894 г. в Ливане произошли столкновения между черкесами и друзами. Поскольку значительная часть местной административной верхушки являлась друзской, то, соответственно, провокаторы нападений на черкесов пользовались их негласной поддержкой. События приобрели масштабный характер, и османские власти пытались блокировать информацию об этих инцидентах.

Разнузданный историографический шабаш стал реальностью наших дней. Он - следствие многих причин. Кроме народов бывшего СССР, нет на планете людей, которым всего за несколько десятилетий пришлось дважды переходить из одной общественно-экономической формации в другую. Причем не просто наблюдать такой переход, который у других обществ занимает столетия, но быть активными участниками создания и защиты ранее невиданных форм социальной жизни, противостоявших естественным эволюционным процессам предельным накалом абсолютного отрицания старого, установками на взятие, казалось, утопичных высот в экономике и культуре, сумасшедшими темпами развития, грандиозными результатами его, допускавшимися ошибками и просчетами, огромными жертвами, которыми был не только оплачен каждый шаг нового типа прогресса, но также неизбежно сопровождалось большинство нововведений по малоутешительному объяснению: лес рубят - щепки летят.

Сегодня, как бы выбравшись из бурного, непредсказуемого потока недавнего бытия на твердый берег разумной рациональности, оборачиваясь на пережитое прошлое, многие заново испытывают боль невозвратимых потерь, глубокое разочарование, возмущение ненужной жестокостью, лицемерием и эгоизмом прорывавшихся к номенклатурной власти.

Молниеносное падение тоталитарного государственного идеологического контроля за состоянием умов явилось непростым испытанием. Общественная психология немедленно отреагировала на него единственно возможным образом: воскрешением сонма воспоминаний, далеко не всегда адекватных исторической действительности, о представлениях, вероучениях, некогда отвергнутых и преследовавшихся. Ведь раз коммунизм оказался блефом, то когда-то ошельмованное на самом деле было хорошим и нужным. Такова логика стихийных массовых суждений. Воспоминания из прошлого разнолико выплеснулись вдруг в социальную жизнь, породив известную неопределенность, много острых, полемичных вопросов. Их общими чертами стали четко обозначившийся критический антисоветизм, сожаления об утраченных дореволюционных ценностях. При этом в ряду последних стали возвращаться некоторые представления ультраконсервативного и даже реакционного типа.

Важной чертой перемен в общественном сознании стал отказ от материалистического монизма. У большого числа вновь обманутых, брошенных в состояние нищеты и социальной бесперспективности осталось одно: искать справедливость в обращении к божественному провидению, так как другие рецепты обретения счастья и покоя уже были перепробованы под руководством КПСС, окончились крахом. Новые поколения, да и старые тоже хотят жить и надеяться на улучшение своего положения. Люди ищут пути для материализации своих надежд. Поиск отличается плюрализмом точек зрения, невообразимыми превращениями. Так, два преподавателя бывшей кафедры научного коммунизма Краснодарского политехнического института, бросив мирскую тщету, уехали строить «новый Иерусалим» в далекую Сибирь, под десницу «пророка» Виссариона, объявившего себя ни более ни менее как явившимся на второе пришествие Иисуса Христа. Недавно центральное телевидение разоблачило этого авантюриста. Бывший завкафедрой иностранных языков КПИ, уверовав, стал священником. Подобных примеров масса. Разлагающее влияние на российское общество оказывают грязь западной массовой культуры, зарубежные благотворительные фонды, религиозные миссионерские организации.

Могло ли происходящее в сфере духовной, интеллектуальной не коснуться историографии, ориентации творящих ее ученых? Историк в своей современности всегда имеет дело или с самыми общими итогами социальных катаклизмов (всю сложнейшую совокупность их событий, поведения в них людей не в силах воскресить ни одна историографическая школа), или чаще всего только с какими-то отдельными проблемами - избираемыми сегментами никогда непрекращавшегося и непрекращающегося поступательного или регрессивного хода развития общества. При этом от него требуется немедленно ответить на самые жгучие на настоящий момент вопросы. Следует иметь в виду также постоянный заказ ведущих политических сил для истолкования прошлым целесообразности их действий сегодня. С переменой этих сил, понятно, меняется и содержание заказа. Но быстро соткать историческое полотно невозможно. Нужно время, чтобы были собраны факты, отстоялись последствия происходившего. Гумилев обронил справедливую фразу: «Талантливые книги по истории пишутся нечасто»1.

Нельзя забывать, что ни один из ведущих отечественных историков не воспитан в чисто демократическом духе. Все они из бывших, то есть перелицованные из советских. Особую опасность для историографии представляют так называемые краеведы на местах из несостоявшихся в свое время, ныне в рядах каких-либо группировок, высказывающих свои нескрываемо заангажированные суждения. Им присущ феномен махания руками после драки: поверженного противника уже нет, но его можно громко, безопасно продолжать поносить, зарабатывая дивиденды.

Словом, причин для историографического разноголосия предостаточно. В итоге следует констатировать: историография перестроечных лет в значительной мере стала разновидностью политической публицистики. И второе, на примере творчества историков видно, что общественное сознание в сторону правды поворачивается очень медленно. По-другому в России, переживающей углубляющийся кризис, быть не может. Из выступления академика Р. Нигма-тулина: «По мнению Тэтчер, «Россия больна и в настоящее время, без преувеличения, умирает»... Самое трагичное

- ускоренно идет деиндустриализация страны, мы теряем производительные силы. Мы не только не строим заводы, не производим новую технику, но имеющиеся заводы продолжают простаивать и растаскиваться... Второй процесс

- разрушение российской нации... У нас умирает 2,3 млн. человек в год, в пересчете на 100 тыс. населения в 2 раза больше, чем в Европе и США. В 3 раза, чем в среднем по миру, у нас больше самоубийц... Вот мнение члена-коррес-пондента РАН Натальи Римашевской: «То состояние, в котором сегодня находится население России, - это больше, чем тупик». ...Третий процесс - разрушение государства, повальная сверху донизу коррупция»1. Такая информация не может быть обнадеживающей.

С падением КПСС общество дружно отвернулось от ее идеологии. Стало ясно, что быстрый приход коммунизма - очередная утопия. На свалку скомпрометированных лозунгов была выброшена вся обойма еще недавно самых авторитетных принципов - классовой солидарности трудящихся, советского патриотизма и социалистического интернационализма, признания близости грядущей пролетарской революции и др. Взамен их вместе с утверждением частной собственности и нацеленности на возможности рыночного обогащения из-за цветистой словесной драпировки демократии выглянула железная неотвратимость реально победившей, до боли знакомой истины: человек человеку волк.

Столь коренное видоизменение в обществе произошло стихийно, без какого-либо объяснения, например, в государственном послании, циркуляре Министерства образования, заявлении Академии наук, где были бы изобличены порочные идеологические установки и, возможно, проведена дифференциация: не все было в старой идеологии безнадежно. Почему бы не заявить о сохранении дружбы народов, социальной неприемлемости эгоизма, наживы за счет безнравственных манипуляций, эксплуатации ближних и кое-чего еще? Но лидеры последнего по времени переворота опять пошли привычным для России путем: до основания, а затем... Да вот это самое затем никак не высвечивается.

Теперь на очереди стоит вопрос неизмеримо сложнее, чем отрицание себя неоправдавшего: что предложить обществу, помнящему советскую пору, нового, позитивного в области идейно-духовной? Без идеала, без общепринима-емой категории священного нормально развиваться не может ни одно человеческое общежитие. Перестройщики избрали «классический» прием: извращение дальних и только что завершившихся этапов родной истории. Кроме такого маневра, рыночники не могли не прибегнуть к реанимации религий. Ведь, кроме воли Бога, невиданное обогащение 5 процентов населения и невиданное обнищание 95 процентов населения объяснить нечем.

Российский обыватель судит о возвышении церкви по участившимся телепередачам, по сверхбыстрым темпам возведения храмов, превышающим темпы строительства промышленных объектов в годы советских пятилеток. Это-то нынче, в дни деиндустриализации, погрома национальной экономики. Церковные иерархи стали обязательными персонажами важных встреч, государственных актов, то есть обозначили свое участие в политике, В каком центре и кем принято решение на этот счет - неизвестно. Священники присутствуют на приемах военной присяги, даже окропляют стартовую площадку Байконура, экипажи космических кораблей.

Подчеркивание роли религиозности стало правилом хорошего тона. Первым пример стране показал Б. Н. Ельцин. Мы согласны: любой мог прозреть. Но в случае с первым Президентом явно есть что-то нечистоплотное. Еще совсем недавно он был одним из олицетворявших самое высокое коммунистическое руководство. Его портреты носили на демонстрации 7 ноября и I мая. Помнится, в Краснодарском политехническом институте был случай: один студент, который нес прикрепленный к длинной палке портрет кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Ельцина, кажется, на ноябрьской демонстрации, поленился после торжественного прохождения отнести его к грузовику, увозившему праздничное оформление колонны вуза, а оставил на улице прислоненным к дереву, за что понес строгое наказание.

Для рядовых граждан партийные вожди были высшим воплощением нравственности, включавшей воинствующий атеизм. И вот такая интереснейшая метаморфоза. Было бы по-человечески порядочным объяснить народу, что, например, Борису Николаевичу выпало святое видение, как отроку Варфоломею с известной картины М. В. Нестерова. И вот поэтому... Но никаких разъяснений он не сделал. Так же поступили его коллеги по Политбюро Э. А. Шеварднадзе и Г. А. Алиев, каждый в религиозной редакции своей веры. Мир обошли телесъемки Гейдара Алиевича во время совершения хаджа к святыням мусульман, обнаженного, прикрывавшего грешную плоть куском белой ткани, выкрикивающего молитвенные слова вслед за муллой на паломническом пути. А мы-то помним, с каким почтением об Алиеве говорил первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС И. К. Полозков, когда тот приехал на Кубань в качестве председателя правительственной комиссии по расследованию обстоятельств гибели в бухте под Новороссийском лайнера «Адмирал Нахимов». Запомнился Алиев и на последнем Всесоюзном совещании завкафедрами общественных наук (октябрь 1986 года), где в зале Большого Кремлевского дворца с докладом выступал Горбачев. Они, что называется, вешали лапшу на уши о совершенствовании коммунистического воспитания студенчества. Ведь тогда Горбачев внутренне уже был готов предать СССР.

Где же предел лицемерию? Такой вопрос возникает, когда видишь демонстрирование религиозности любимыми населением лидерами России. Почему они не поведали нам тайну своего православного озарения. Если они считают это дело личным, интимным, как и должно быть, то к чему выносить на телеэкран, страницы печати собственное появление в храмах, встречи с патриархом и т. п.? Такие иллюстрации имеют не личностное, а общественно-политическое значение.

Пример руководства - закон для подчиненных. Недавно ряды верующих неожиданно для многих пополнил губернатор Краснодарского края А. Н. Ткачев, бывший первый секретарь Выселковского райкома комсомола, получивший поддержку на выборах на пост главы администрации Кубани коммунистического электората. Об этом сюрпризе население края узнало из телерепортажа об освящении очередного храма, при котором Александр Николаевич стал, види-мо» волнуясь, еще неумело, слишком широко осенять себя крестным знамением. Справедливости ради следует сказать, что не все высшие московские чины и те, которые рангом пониже, очевидно, наиболее совестливые, смущенно наблюдают за своими начальниками, пока не выражая открыто приверженности к церкви. Заигрывают с церковниками и нынешние коммунисты, их бессменный вождь Г. А. Зюганов. Он регулярно возлагает по революционным датам цветы к мавзолею Ленина, но « забыл », что Ленин был решительным, последовательным противником религии. Прямо Геннадию Андреевичу адресованы убийственные ленинские слова: «...Не впадать... в обывательщину и оппортунизм мелкого буржуа или либерального интеллигента, который трусит борьбы с религией, забывает об этой своей задаче, мирясь с верой в бога, руководствуется не интересами классовой борьбы, а мелким, мизерным рас-четцем: не обидеть, не оттолкнуть, не испугать, премудрым правилом: «живи и жить давай другим»1...

Что же делать теперь ректорам вузов, как